нащупав бальзам в своём шкафу, он схватил драгоценную бутылку, применил её содержание и затем снова заснул, встав утром, ничего не помня о случившемся. И почему он так поступил действительно осталось тайной, и что было ещё более загадочным, так это то, как гравёр узнал про событие, о котором сам участник был не осведомлён и чему не было никаких свидетелей.
Блант, с того момента как оказался в море, три раза за двадцать четыре часа регулярно втирал в себя жидкие мази, но хотя первая бутылка была вскоре исчерпана из-за её частого применения, а вторая иссякла наполовину, он всё ещё придерживался того мнения, что к тому времени, когда мы доберёмся до Ливерпуля, её использование увенчается успехом. И он был весьма рад, что это постепенное изменение происходило, пока мы были в море, чтобы не подвергать себя оскорбительным наблюдениям со стороны людей на берегу, основываясь на том же самом принципе, что денди приходят в деревню, уже отрастив свои бакенбарды. Он часто спрашивал своих товарищей по плаванию, заметили ли они какое-либо изменение, и если да, то какое именно? И, по правде говоря, из-за постоянного впитывания масла его волосы действительно очень изменились, причём одновременно с его туалетом, которому потребовались щётка и расчёска, поскольку его локоны спутались, как грива дикой лошади, и стали чёрными и чрезвычайно блестящими. Помимо своего масляного сбора для волос, Блант также обзавёлся несколькими коробками с таблетками, которые он купил у матросского доктора в Нью-Йорке, афиши которого висели на постах вдоль причалов, призывая появиться в северо-восточном углу рынка Кэтрин Маркет каждый понедельник и пятницу между десятью и двенадцатью часами утра, когда принимались заказы от пациентов, распределялись лекарства и давались бесплатные советы.
Сознавал ли Блант, есть ли у него расстройство желудка или нет, я сказать не могу, но на завтрак он всегда принимал три таблетки со своим кофе, что-то вроде того, как поступают в Айове во время жёлтой лихорадки, где в пансионах помещают пузырёк синих таблеток в солонку вместе с перцем и горчицей и рядом с другим пузырьком для зубочисток. Но там, на западе, люди очень невоспитанные и грубые.
Также несколько раз Блант баловал себя вместительным бокалом лошадиной соли (соли Глаубера), поскольку, как и множество других моряков, он никогда не выходил в море без хорошего запаса этой роскоши. Он также часто клал этот медикамент во влажный жакет и затем выходил на палубу под бурю с дождём. Но это – ничто по сравнению с другими матросами, которые в море становятся докторами для самих себя при помощи хлористой ртути с мыса Горн и продолжают оставаться ими на дежурстве. И в этой связи можно рассказать некоторые действительно ужасные истории, но тут я воздержусь.
Для сухопутного человека, принявшего соли, как делал этот Блант, дело, возможно, кончилось бы его смертью, но в море солёный воздух и солёная вода оберегают вас от простуды столь же легко, как и на суше; а что касается меня, то на борту этого самого судна, с таким трудом предоставляющего одежду, я часто ворочался на моей насквозь промокшей койке, снова оказываясь обжигающе горячим и прокопчённым, как жареный филей, и от всего этого хуже никогда не становилось, ведь тогда мои молодость и здоровье были заговорены, и сам я был защищён крестом от болезней тела.
Но пора сказать о соннике. Блант скрытно уложил в одном углу своей поклажи необычную по виду брошюру в красном переплёте, размеченную по всей поверхности астрологическими знаками и шифрами, и имевшую предназначение быть полным трактатом по искусству предсказаний, да так, чтобы самый простой матрос смог бы их самому себе разъяснить.
Также подразумевалось, что это была та же самая система, при помощи который Наполеон Бонапарт поднялся от капрала до императора. Поэтому книга так и называлась «Сонник Бонапарта», поскольку её волшебство состояло в толковании сновидений и их применении в предвидении будущих событий, да так, чтобы заранее можно было принять все необходимые меры, что было бы чрезвычайно удобно, и получить удовлетворение от любого верного пути. Проблемы состояли в некоторой сложности и трудности вычисления способа движения, что, однако, облегчалось набором таблиц в конце брошюры, вроде логарифмических таблиц в конце «Навигатора» Боудича.
И вот Блант уважал этот свой сонник Бонапарта, обожал и поклонялся ему, будучи полностью убеждённым, что между этими красными обложками и в его собственных снах лежат все тайны будущего. Каждое утро перед приёмом таблетки и втиранием своего масла для волос перед оставшимися до пробуждения часами он украдкой вылезал из своей койки, вынимал свою брошюру и кусочек мела и затем, распрямив свою грудь, начинал царапать свою масляную голову, чтобы вспомнить свои беглые мечты, производя движения вниз по грудной клетке, как будто подсчитывая свои ежедневные счета.
Хотя его часто озадачивали и запутывали лабиринты кабалистических чисел и главы наставлений новичкам, которые он вообще с трудом мог прочитать, всё же, в конце концов, если он не прерывался, ему так или иначе удавалось приходить к выводу, его удовлетворяющему. И в тот момент, когда он обычно носил добродушное выражение лица, несомненно, подразумевалось, что все его будущие дела складывались наи лучшим образом.
Но однажды ночью он поднял нас всех в испуге, выскочив из своей койки с глазами, готовыми вырваться из орбит, и хриплым криком: «Ребята! Ребята! Готовьте скамьи! Быстрей, быстрей!»
«Что за скамьи? – заворчал Макс. – В чем дело?»
«Скамьи! Скамьи! – кричал Блант, не обращая на него внимания. – Рубите лес, возденьте руки, ребята, идёт Судный день!»
Но в следующий момент он спокойно забрался на свою койку и лёг, всё ещё бормоча про себя о том, что ему только что привиделось во сне.
Я не понял точно, что он подразумевал под своими скамьями, пока вскоре после этого я не подслушал разговор двух матросов, дебатирующих, будет ли человечество стоять или сидеть в Последний свой день.
Глава XIX
Спасение по счастливой случайности
Этот сонник Бланта напомнил мне о нашем удачном спасении, произошедшем ранним утром.
Была как раз очередь вахты левого борта оставаться внизу с полуночи до четырёх часов утра, и вернувшийся вниз и спящий Блант внезапно снова проснулся около трёх часов из-за замечательной идеи в его голове и пожелал сразу же её интерпретировать.
Итак, он подошёл к рундуку, вынул свои инструменты и положил на крышку для шифрования. В это момент внезапно раздался ужасный крик, который выгнал его, и всех присутствующих, и всю команду судна на тёмную палубу. Мы не знали, что случилось, но, так или иначе, в море, в среде матросов даже во сне, кажется, всегда известно, когда исходит реальная опасность от какой-либо земли.
Когда мы вышли на палубу, то увидели, что старший помощник стоял на бушприте и кричал кому-то в тёмной воде перед судном: «Наветренная сторона! Встаньте по ветру!» В том направлении мы смогли сразу увидеть свет, а затем огромный чёрный корпус чужого судна, которое сближалось с нами по касательной и настолько близко, что мы слышали откидывание створок его топселей, когда они дрожали на ветру, топот ног на палубе и тот же самый крик «Наветренная сторона! Встаньте по ветру!», что исходил от нашего же собственного старшего помощника.
За минуту с небольшим, едва отдышавшись, я услышал треск и грохот, как при падении дерева, и внезапно один из наших парней отскочил от задвижки бом-кливера возле кран-балки, и затем мы одновременно услышали удар по нашему бум-кливеру напротив нашего борта.
Тем временем странное судно, задевшее нас, устремилось прочь в темноту, и больше мы его не видели. Но и оно также, должно быть, было повреждено, поскольку, когда это стало возможным, мы нашли куски чужой оснастки, смешавшейся с нашей. Мы восстановили потери и заменили сломанную штангу другим бум-кливером, который у нас был: ведь все суда несут на борту запасные штанги на случай чрезвычайных ситуаций.
Причина этого
